|
Не нравится мне эта статья. В принципе, все верно. Нет в ней только одного. Любви ко Христу. А если нет любви, то и плодов от того, что человеку открылось, тоже не будет. К жизни это прилагаться не будет никак.
В этом отношении мне ближе проповедь, опубликованная на правмире.
" После праздника Уверения Фомы, где мы видели ближайших учеников Христовых собранных вместе и – после нового явления Учителя – объединенных верой в Его восстание из мертвых, Церковь воздает должное тем, кто был заметен гораздо менее. Это – тайные последователи Иисуса Иосиф и Никодим, а также женщины, известные нам теперь под именем мироносиц.
Вернемся к событиям Страстей Господних. В тот день лишь один из Двенадцати стоял у креста своего Учителя; другой, напротив, отрекся от Него, третий – и вовсе стал предателем. Остальные – разбежались. Но не так поступили мироносицы и Иосиф с Никодимом.
Боялись ли они? Мужчины – несомненно. Но Иосиф преодолевает свой страх, идет к Пилату, просит тело казненного преступника. К нему присоединяется Никодим, и они снимают тело Учителя с креста.
Боялись ли мироносицы? Мы не знаем этого наверняка, но думается – нет, не боялись. Самое страшное в их жизни уже произошло – и не имело никакого значения, что будет дальше. «Дальше», применительно к тем дням, – бессмысленное слово. Закатилось Солнце – опустилась тьма.
Но Христовы ученицы, вопреки, казалось бы, здравому смыслу, стремятся надлежащим образом приготовить в последний путь Того, Кого они любили. Мертвому не помогут все эти благовония – но они не рассуждают, а следуют велению сердца.
В тот день они не успели сделать всего того, что было положено по обычаю иудейскому, – и вот, как только кончается субботний день, они вновь спешат к гробнице. И – получают награду: им является воскресший Христос.
Нам трудно представить их радость и ликование – для этого нужно пережить то, что пережили они. Однако стоит хотя бы умом осознать: их подвиг (который сами они никогда бы не назвали таким словом) и полученная за него награда (которой ни одна из них не считала себя достойной) – всё это было бы невозможно и ненужно, если бы не одно: их любовь ко Христу.
Казалось бы, всё это очевидно и нет нужды в сто первый раз говорить об одном и том же. Но Евангелие – книга на все времена, и дана она нам не только для того, чтобы мы узнали исторические факты, но и для того чтобы мы могли примерить на себя то, о чём читаем.
Каковы мы, верующие и церковные люди? Да вроде бы всё у нас неплохо. Мы ходим в храм, молимся, постимся, исповедуемся, причащаемся, водим детей в воскресную школу, иногда даже читаем Евангелие – всё хорошо. Мы пытаемся обращать неверующих родственников – и порой преуспеваем в этом. Мы ездим в паломничества по святым местам, а в грозный час мы готовы встать на защиту наших святынь. Мы знаем, что без Бога – не до порога, а потому стремимся освятить всю нашу жизнь, не упускаем случая припасть к источнику благодати.
Итак, у нас всё хорошо: мы ходим в храм и молимся Богу. Но постойте. Ведь так было и десять, и двадцать, и двадцать пять веков назад. Благочестивые иудеи тоже ходили в храм и молились Богу. Они тоже читали Писание, они тоже совершали паломничества.
Более того: ведь и нынешние иудеи, и мусульмане, и язычники тоже молятся – и, быть может, по вере своей получают просимое.
Чем же мы отличаемся от них? Тем, что мы православные? Тем, что «право славим Бога» – и потому имеем надежду на спасение, а все прочие будут гореть в аду? Если это так, то, по слову апостола Павла, мы самые несчастные люди на земле.
Ибо напрасно пришел, умер и воскрес Христос: ничто не изменилось в нашей жизни. По-прежнему мы любим любящих нас, по-прежнему молимся «своему» Богу, по-прежнему уверены в богоизбранности своего народа.
Мы православные? Хорошо! Будем и дальше удовлетворять свои религиозные потребности, будем обрушиваться с праведным гневом на тех, кто подвергает сомнению это наше право. Будем грезить Святой Русью, которая сама по себе, благодаря таинственным генетическим процессам, гарантирует нам нашу православность и укорененность в традиции. В добрый путь.
Но что-то тут не складывается. И дело-то не в богословии даже, а в простой школьной грамматике. Если «православный» – это прилагательное, то где же существительное? Булочная – лавка, овощной – магазин, второе – блюдо. А православный?
Да, есть такое слово: христианин. Слово это для некоторых из нас – чуть ли не ругательство: мы-то – православные, а христиане – это еретики: католики да протестанты.
Но – никуда не деться: если православный – то христианин. И слово это, которое мы так не любим, образовано от другого слова, которое мы с легкостью проборматываем во время молитвы, – но оно должно быть для нас драгоценнее всех прочих. – Христос!
Да, это Христос – Бог, ставший человеком. Это Он жестоко обличал фарисеев – ревнителей традиций, хранителей преданий старцев, «националистов в хорошем смысле слова». Это Он провозгласил принцип: суббота для человека, а не человек для субботы. Это Он не благоволил к тем, кто строит гробницы пророкам. Это Он заповедал Своим ученикам любить врагов. Это Он, распятый на кресте, избитый и окровавленный, осыпаемый насмешками и издевательствами, молился о Своих палачах и судьях Отцу: «Прости им, Отче, ибо не ведают, что творят!»
И нам от всего этого очень неудобно. Попросту говоря, некомфортно. Этот Человек ломает всю нашу жизнь – такую уютную, такую налаженную, такую благолепную. Зачем Он пришел? Зачем все эти страдания? Зачем такая возмутительная покорность? К чему всё это толстовство? Ведь сам говорил: Мой Отец может Мне хоть сейчас предоставить более двенадцати легионов ангелов! И ведь не воспользовался! И – неразумно, безответственно, непедагогично! – попустил совершиться страшному греху и кощунству, которого не было и, по счастью, больше не будет в мировой истории: богоубийству!
(Впрочем, Достоевский совершенно прав: в любой момент человеческой истории Христос обречен на смерть. И приди Он в наше время – Он был бы распят с такой же неизбежностью, как и две тысячи лет назад. Потому что, как справедливо заметил тогдашний первосвященник, «лучше одному человеку умереть, нежели всему народу погибнуть».)
Итак, Человек этот – таково было Его решение – умер. Однако, умерев, Он воскрес. А воскреснув, Он совершенно неполиткорректно наступил ногой на смерть, поверг диавола, опустошил ад – короче говоря, лишил силы всех наших врагов. Между человеком и Богом более нет преград – кроме наших собственных страстей и грехов, да и те Христос пригвоздил ко Кресту. И мы призваны ответить на жертвенную любовь Христову – ответить любовью к Нему и, что не менее важно, любовью к тем, другим – друзьям и врагам, верующим и неверующим – за кого Он тоже умер.
Всё это (хотя бы в теории) знаем мы. И ничего этого не знали (а если и знали, то не могли вместить) те, кто стоял у Креста, сострадая страдающему Учителю, те, кто снимал Его тело со Креста, те, кто Его погребал. Но им и не надо было ничего знать: знания им заменяла любовь. И это была любовь не к традиции, не к религии, не к национальным святыням, не к абстрактному всемогущему Богу – они любили поруганного и убитого Иисуса из Назарета, в Котором прозрели Сына Божия.
И на свою любовь, на свою верность они получили ответ, превосходящий всякое разумение:
ХРИСТОС – ВОСКРЕС!"
|
Вход
Библиотека
Правила
Блоги
FAQ
Поиск
