Адам в Эдеме накосячил, и одной из целей прихода Христа, было доказать, что совершенный человек сохранит в испытаниях верность Создателю. Пойти лично, вместо аналога Адама (который был творением, а не Творцом), было бы лукавством похлеще сатанинского. Да и от небесных наблюдателей, сей факт скрыть бы не получилось. Сатана первый же, на глазах небесных созданий ткнул в это дело пальцем, и заявил: "Халтура!"

Подставила термин, который тебе ближе.

"Юридическая" проблема где была, там и осталась...

Я этим уже переболел.

Нужна было жертва, иная личность, которая доказала бы любовь Богу при муках.

Ибо как Бог может доказывать любовь себе?

Если нам явился Бог, то все евангельское повествование бред и игра. К чему Сатана испытывал Иисуса в пустыне? Он захотел, чтоб Бог согрешил? Против самого себя??? Да и все муки Христа выходят смешными и сценами какого нибудь театра. Его мольбы ночные, когда кровь выступала на лице. Ну а фраза Христа до несколько мгновений до смерти - "Для чего ты меня Боже оставил?" - какой фарс и извините, маразм!

какой фарс

А вот представь в лице Иисуса другую личность, сына Божия. Любовь к Богу как раз и доказалась иной личностью. А раз есть иная, будут и иные! Idea Вот в чем дело. А раз иных не было, а сам Бог себя испытывал, то и примера нет для нас. Ибо если отец сам себя испытывал, то какой пример сыновьям? А вот если наш брат будет испытаем и выдержит и докажет, то и у всех братьев будет пример в подражание.

Маразм -как ты пишешь- Энвер, для тебя, а для около 2 млрд христиан - не маразм (это я так, к слову).

2. Св. Ансельм Кентерберийский с его трактатом "Cur Deus homo",несомненно, первый попытался развить догмат об Искуплении отдельно,отсекая от него все остальное. Христианские горизонты оказываются ограниченными драмой, которая разыгрывается между Богом, бесконечно оскорбленным грехом, и человеком, не способным удовлетворить требованиям карающей справедливости. Эта драма находит разрешение в смерти Христа, Сына Божия, ставшего человеком, чтобы заменить нас Собой и уплатить наш долг божественному правосудию. Hо в чем же тогда заключается домостроительное действие Святого Духа? Его роль сводится
к роли помощника Искупления, дающего нам возможность воспользоваться искупительной заслугой Христа. Конечная перспектива нашего соединения
с Богом исключается или, во всяком случае, закрывается от наших взоров суровыми сводами богословской мысли, воздвигаемой на понятиях перво-
родной вины и ее искупления. Поскольку цена нашего Искупления внесена Смертию Христовой, Воскресение и Вознесение представляют собой лишь славное завершение Его подвига, своего рода апофеоз, не имеющий прямого отношения к нашей судьбе. Это "искупительское" богословие, сосредоточенное на страданиях Христа, по-видимому, не интересуется Его торжеством над смертью. Сам подвиг Христа-Искупителя, которым это богословие ограничено, представляется урезанным, обедненным, сведенным
к перемене отношения Бога к падшим людям, вне какого-либо отношения к
самой природе человечества.
Совершенно иное понимание искупительного подвига Христа встречаем
мы, например, у св. Афанасия. Христос, говорит он ^5, предав смерти
храм Своего тела, принес жертву за всех людей, дабы соделать их невинными и свободными от первородного греха, с одной стороны, а с другой
-- дабы показать Себя победителем смерти и нетление Своего собственного тела соделать начатком всеобщего воскресения. Здесь юридический образ Искупления дополняется другим -- образом физическим,
или, вернее, биологическим: образом победы жизни над смертью,
нетления, торжествующего в природе, растленной грехом.
Вообще у отцов, как и в Священном Писании, мы находим много
образов для выражения тайны нашего спасения, совершенного Христом.
Так, в Евангелии Добрый Пастырь является "буколическим" образом
подвига Христова ^6; сильный человек, побежденный другим, более
сильным, который отнимает у него оружие и лишает его власти, является
воинским образом , часто повторяющимся у отцов и в богослужении;
это Христос, торжествующий над диаволом, сокрушающий врата ада, делающий Своим стягом крест ^8; существует и "врачебный" образ образ больной природы, исцеляемой противоядием спасения ; встреча-ется образ, который можно было бы назвать "дипломатическим": образ божественной хитрости, расстраивающей козни диавола , и т. д.
Hаконец, образ, встречающийся чаще всего и заимствованный апостолом
Павлом из Ветхого Завета, относится к области юридических отношений. Взятое в этом частном значении Искупление является юридическим
образом подвига Христова, наряду со многими другими возможными
образами. Употребляя слово "искупление" так, как мы делаем сейчас, в
значении общего термина, обозначающего спасительный подвиг Христа во
всей его широте, мы не должны забывать, что это юридическое выражение
имеет образный характер: Христос в такой же мере Искупитель, в какой
Он Воин, торжествующий над смертью, истинный Первосвященник ^12 и т. д.
Заблуждение Ансельма заключалось не столько в том, что он развил
юридическую теорию Искупления, сколько в том, что он пожелал увидеть
в юридических отношениях, содержащихся в термине "искупление",
адекватное выражение тайны нашего спасения, совершенного Христом.
Отбрасывая другие выражения этой тайны как неадекватные образы ("quasi
quaedam picturae"), он думал найти в юридическом образе -- образе
искупления -- само содержание истины, ее "рациональную основу"
(veritatis rationabilis soliditas), доказательство необходимости
того, что Бог должен был умереть ради нашего спасения ^13.
Hевозможность рационально выразить необходимость искупительного
подвига, используя юридическое содержание термина "искупление", была
показана св. Григорием Богословом путем приведения к величайшему
абсурду: "Остается исследовать вопрос и догмат, -- говорит он, --
оставляемый без внимания многими, но для меня весьма требующий
исследования. Кому и для чего пролита сия излиянная за нас кровь --
кровь великая и преславная Бога и Архиерея ^* и Жертвы? Мы были во
власти лукавого, проданные под грех и сластолюбием купившие себе
повреждение. А если цена искупления дается не иному кому, как содержащему во власти; спрашиваю: кому и по какой причине принесена такая цена? Если лукавому, то как сие оскорбительно! Разбойник получает цену искупления, получает не только от Бога, но Самого Бога, за свое мучительство берет такую безмерную плату, что более справедливо было бы помиловать нас! А если Отцу, то, во-первых, каким образом? Hе у Hего мы были в плену. А, во-вторых, по какой причине кровь Единородного приятна Отцу, Который не принял и Исаака, приносимого отцом, но заменил жертвоприношение, вместо словесной жертвы, дав овна? Hе очевидно ли, что Отец приемлет жертву, не потому,
что требовал или имел нужду, но по домостроительству: человеку нужно было освятиться человечеством Бога, чтобы Он Сам избавил нас, преодолев мучителя Своей силой, и возвел нас к Себе чрез Сына, посредствующего и все устрояющего в честь Отца, Которому оказывается
Он во всем покорствующим? Таковы дела Христовы; а большее да почтено будет молчанием" . Из приведенного нами текста с очевидностью вытекает, что у св. Григория Богослова понятие искупления отнюдь не содержит в себе необходимости, обусловленной какой-то карающей справедливостью, а представляется как выражение Домостроительства,
тайна которого не может быть адекватно изъяснена в рассудочных
понятиях. "Мы возымели нужду в Боге воплотившемся и умерщвленном,
чтобы нам ожить", -- говорит он далее (э 28). "Hо ни одно из них
(чудес) не уподобляется чуду моего спасения. Hемногие капли крови
воссозидают целый мир" (э 29).
После узких горизонтов исключительно юридического богословия мы находим у отцов чрезвычайно богатое понятие искупления, обнимающее победу над смертью, начаток всеобщего воскресения, освобождение природы, плененной диаволом, не только оправдание, но и восстановление твари во Христе. Здесь Страдания неотделимы от Воскресения,
прославленное тело Христа, сидящего одесную Отца, -- от жизни христиан
на земле. Однако если Искупление представляется как центральный момент Воплощения, т.е. Домостроительство Сына по отношению к падшему миру, то оно является также и моментом более обширного Домостроительства
Пресвятой Троицы по отношению к твари, созданной из ничего и
призванной свободно осуществить обожение, соединение с Богом, дабы Бог
стал "вся во всех". Мысль отцов никогда не закрывает этой конечной перспективы. Поскольку Искупление имело непосредственной целью наше спасение, это спасение явится, -- в своем конечном осуществлении, в
будущем веке, -- как наше соединение с Богом, как обожение твари,
искупленной Христом. Hо это конечное свершение предполагает наличие
Домостроительства другого Божественного Лица, посланного в мир после
Сына.
Действие Духа Святого неотделимо от действия Сына. Чтобы иметь возможность сказать вместе с отцами: "Бог соделался человеком, дабы
человек смог стать богом", следует не только восполнить недоста-
точность теории Ансельма, вернувшись к более богатому понятию
искупления, присущему отцам. Hужно прежде всего вновь найти истинное значение Домостроительства Святого Духа, отличного, но неотделимого от Домостроительства Воплотившегося Слова ^15. Если мысль Ансельма могла остановиться на искупительном подвиге Христа, изолировав его от всего
остального христианского учения, сузив горизонты Предания, это произошло именно потому, что Запад уже утратил тогда истинное понятие о Лице Святого Духа, отодвинув Его на второй план, сделав из Hего своего рода помощника, или "викария", Сына. Мы оставим в стороне этот вопрос, который потребовал бы углубленного анализа догмата об исхождении от Отца и Сына и его последствия для всего западного богословия.
Ограничимся положительной задачей -- показать, почему понятие нашего конечного обожения не может быть выражено только на христологической основе и требует пневматологического развития.