|
Нашёл. Вот оно:
«И все, о чем так долго я мечтал, нечаянно сбылось»...
(из песни)
(Некоторые имена изменены)
Что же это было? Фантазия замороченных мозгов? Невероятное, сумасшедшее совпадение? «Материализация чувственных идей»? Не знаю. До сих пор не знаю. Может, я просто придумал многое из этого потом, притянул за уши недостающее? Вряд ли. Ведь я очень хорошо помню это чувство. Чувство того, что это ОНА. Что за ОНА? А вот что. Давным-давно, когда я был еще «маленький и глупый», но уже четко представлял себе, что девчонки существуют не для того, чтобы дергать их за косу или подсовывать под нос пауков, я начал думать, а какой могла бы быть та самая, единственная, которую я готов был бы полюбить на всю жизнь. Я собрал воедино все достоинства, которыми она должна была обладать, начиная от непосредственного, веселого характера, чувства юмора, родственного моему, профессии, связанной с искусством, предположительно с музыкой, и так далее вплоть до лица, фигуры, волос, родинки на губе... Я даже решил, что ее зовут Лена и у нее какая-то необычная, редкая фамилия. А родом она должна быть из Ленинграда, как это тогда называлось. Вот так. Помечтав какое-то время о ней, я понял, что оно, конечно, хорошо, но кругом много реальных девчонок, которые, разумеется, во многом проигрывают моему идеалу, но у них есть одно неоспоримое общее преимущество: их можно увидеть и даже... гм... потрогать. В результате этот образ оказался глубоко задвинут в дальние уголки моего подсознания, где и пылился много лет. За эти годы я успел жениться, причем вовсе не на такой, какую себе представлял. Сделал я это, как потом выяснилось, зря, но, к счастью, наконец закончил институт и пошел на работу, которая требовала периодических командировок, где я мог несколько отдохнуть от своей дражайшей половины. И вот однажды занесло меня очередной раз в Воронеж. Надо сказать, что мне очень нравится этот город, и я все вечера болтался по нему в поисках новых впечатлений. Так я забрел в один милый подвальчик. Это был четверг, 27 июня 1986 года. Дата, которая пропечаталась в моих мозгах, как гравировка. До сих пор помню ее. Что произошло дальше? Все началось до смешного банально. Сел за столик. Сижу. Глазею по сторонам. Народ потихоньку собирается. Скоро начнется дискотека. Заходят две девчонки. Вроде ничего, насколько видно при таком освещении. Садятся за мой столик, о чем-то разговаривают. Началась музыка, и та девчонка, которая сидела ближе ко мне, видя, что все сидят, сказала что-то вроде: «А ну их всех! Молодой человек, пошли танцевать». И пошли. И тут... Я вдруг почувствовал... Что? А ничего. Вот именно, я НЕ почувствовал того, что бывало обычно со мной в такой ситуации: необходимость мучительно придумывать, как завязать разговор, о чем и как спрашивать, как себя вести, чтобы не надоесть через пять минут... Может быть, это сейчас звучит странно, но тогда у меня были с этим огромные проблемы. Так вот, все это куда-то пропало! Впервые в моей жизни! С первой минуты было такое чувство, что я прекрасно ее знаю и стесняться нечего. Я даже не успел спросить, как ее зовут. Она просто сама сказала: «Меня зовут Лена». И тут я понял, что и без этого уже готов был так ее назвать. Другого имени у нее просто НЕ МОГЛО БЫТЬ. Почему? Да потому что! Это лицо, эта фигура, эти волосы... Эта маленькая, едва заметная родинка на губе... А ведь я и правда давным-давно ее знаю... Ну-ка, посмотрим... Чем занимаешься? «Учусь в Институте искусств... Специальность? Фортепиано». А кто бы думал иначе? Ну разве что инструмент... Местная? «Нет. Из Белгорода». Гм... Прокол... Что? «Переехали в Белгород, когда мне было три года». Откуда? «Из Ленинграда...» А то я не знал... Забегая вперед, добавлю, что добила меня ее фамилия. Скажу лишь, что это было совершенно невообразимое сочетание букв, удивительно шедшее ей. Вот.
Передо мной было веселое, беззаботное, восторженное существо, вроде вылупившейся бабочки, только-только вышедшее из возраста детства, но не из его состояния. Все ее реакции, ее юмор, легкость общения - были ЕЕ. В общем, это была ОНА, моя виртуальная Лена, каким-то непостижимым образом воплотившаяся.
Стоит ли говорить, что я в этот же вечер почувствовал, что люблю ее, что всегда любил ее, пусть она до этого дня существовала только в моем сознании. Самое чудовищное, что я мог себе представить с того дня - это то, что я могу никогда больше ее не увидеть. Правда, когда мы прощались, она сказала мне: «Сережа, ты прелесть. Приезжай в любое время», а я оставил ей свой рабочий телефон, но это все так ненадежно... В общем, где-то неделю с небольшим я тихо подыхал от любовной тоски, как вдруг она позвонила мне на работу и заявила, что очень хочет приехать на несколько дней в Москву и спросила, не могу ли я помочь ей где-то эти несколько дней перекантоваться. Не могу ли? Да я в таком состоянии готов был кинуться возводить для нее дворец до небес, но к счастью нашелся вариант попроще. Со мной работала девчонка, у которой была квартира, где никто не жил, и мы периодически собирались там на разные сабантуи. Правда, тогда она была в отпуске, но я знал ее домашний телефон. Дозвонившись и вывалив на нее такую просьбу, я в ответ «услышал» длительную паузу... Я уже начал было мямлить, что если она меня сейчас пошлет, я нисколько не обижусь, т.к. понимаю... Моя тирада была прервана: «Да замолчи ты! Я думаю, как тебе ключи передать». Через день я уже стоял на платформе Курского вокзала, встречая поезд из Белгорода и думая: «Бедная девочка, наверное, совсем еще не знает жизнь. Я не имею ни малейшего права не оправдать такое доверие». Я оправдал... Прошло несколько потрясающих дней, в течение которых я потратил почти все имевшиеся у меня отгулы и заначенные деньги. Как мы провели эти дни? Бродили по улицам, по памяти цитировали целые абзацы из «12 стульев», проходя мимо описанных там мест... Сидя на куче битого кирпича где-то в арбатских переулках, поедали батон копченой колбасы... Потом я отвозил ее в Надюхину квартиру (Надюха, заинтересовавшись, кого же я привез, и один раз увидев ее, сразу оказалась буквально покоренной, так что полдня, в течение которых я решал свои проблемы на работе, возила ее по магазинам, чем оказала грандиозную услугу, т.к. я в этом был бесполезен), а сам возвращался домой. У нас, что называется, «ничего не было». Мне казалась кощунственной сама мысль использовать эту девочку с таким богатым внутренним миром как свою «мадам», ни на что более не годную. Тащить Лену в постель для меня было равносильно тому, чтобы забивать гвозди хрустальной вазой... Правда, уже один сюрприз я получил, и образ дал первую трещинку. Дело в том, что у нее была привычка набирать в камере хранения в качестве кода свой год рождения. И когда она набрала «1961», я на долю секунды застыл с немым вопросом на роже. Оказалось, что она на год старше меня. А я не мог (да и никто не смог бы) со всеми мыслимыми натяжками дать ей больше 18 (мне тогда было 24). Но выводов я так и не сделал.
Провожал я ее, уже полностью осознавая, что прежняя моя жизнь кончилась. Я так и не решился рассказать ей про свои семейные дела, т.к. панически боялся, что мне сразу будет «дана отставка». А я уже не мог представить себе жизнь без нее... Пусть иногда, пусть редко, пусть придется врать дома, только бы она была... Зачем? Представлять ее своей любовницей было так низко... Может быть, я неосознанно надеялся, что все же найду в себе силы послать свою мадам, которая, в сущности, только на это и напрашивалась? Или я думал, что у нас все будет всегда так прекрасно? Не помню уже, о чем, и главное, ЧЕМ я думал, но оказалось, что именно в этот ее приезд я потерял все. Ей не нужна была Москва. Ей не нужны были магазины. Ей нужен был Я. Немного интереса к ней как к женщине, может быть, всего один поцелуй - и она была бы моя. Вся, со всеми потрохами... Она точно так же, как и я, влюбилась с первого взгляда. Откуда я это узнал? Так сказала ее подруга Оксана, та самая, которая тогда, при нашем знакомстве, была с ней. Но это было потом. Тогда я этого не знал. Моя самооценка в то время не позволяла надеяться на то, что я вообще способен вызвать какие-то чувства, кроме, разве что, сострадания. Тогда меня хватило только на прощальную фразу: «Остановись, мгновение, ты прекрасно».
Что я чувствовал к ней? Приведу некоторые «симптомы»: Я отмечал в календаре дни, когда она мне приснилась... Смотря на солнце, я радовался, что и она его тоже видит, это же самое солнце... Читая какую-нибудь книгу, я выискивал в каждом женском персонаже присущие ей черты... Составляя программы, я устанавливал в них, если это требовалось, по умолчанию дату 27.06.86... Я еще сильнее полюбил Мирей Матье, на которую она так похожа на подаренной мне фотографии... Я был готов сделать что угодно для Надюхи, приютившей ее тем летом, а она в ответ говорила мне, что безумно рада видеть в моем лице хотя бы одного по-настоящему счастливого человека...
Первый серьезный «звонок», предвещавший неизбежный конец, прозвучал в сентябре того же 1986 года, когда я, с окончательно съехавшей крышей, решил осуществить на практике то, что мне было обещано насчет любого времени, в которое я могу приехать. А если конкретнее, я почувствовал настоятельную необходимость рассказать ей все, полностью объясниться, а там будь что будет. Собрав воедино всю свою заначку, я умудрился купить билеты на самолет до Воронежа на вечер пятницы и обратно на вечер воскресенья (благо время было советское, рейсов в любой день хватало, да и цены на билеты были вполне приемлемые), оформил себе ради хохмы командировочное удостоверение по всем правилам (оно до сих пор где-то валяется в моих бумажках, с отметкой о прибытии, сделанной Оксаной), наврал дома уже толком не помню что, но что-то очень убедительное, и в пятницу прямо после работы, провожаемый восторженными Надюхиными глазами, рванул в небо... Добравшись до места, я нашел там только одну Оксану, несказанно удивленную моим визитом, и вроде как даже обрадованную. Лена была на работе, т.к. в это время они не учились, а работали на консервном заводе (это что-то типа «картошки»). Оксана даже стала угощать меня свежеиспеченными блинами, но очень скоро, поняв, что я, вообще-то, не к ней, демонстративно забрала всю миску и ушла куда-то на другой этаж, сказав, чтобы я дожидался здесь. Но еще до этого в комнату зашли какие-то мальчики, проводившие по просьбе коменданта перепись, кто где живет. В ответ они, а вместе с ними и я, услышали, что в этой комнате живет Оксана (как оказалось, тоже с весьма заковыристой фамилией) и Елена (??? Оксана назвала совсем другую фамилию). Некоторое время я пробовал это осмыслить. Потом, заскучав, вышел на лестницу покурить, и тут увидел ЕЕ. Она медленно поднялась по ступенькам, скользнула отсутствующим взглядом по мне, как по банальному привидению, и прошла в комнату. Я, естественно, пошел за ней. Сфокусировавшись на реальности, она поняла, что это и правда я. Даже вроде обрадовалась. Медленно, очень медленно она, наконец, пришла в себя и объяснила, что находится в глубокой депрессии, причиной которой является трехлитровая стеклянная банка, недавно взорвавшаяся у нее в руках на этом самом консервном заводе. Надо объяснять, что это значит для пианистки? Достаточно было взглянуть на ее руки, изрядно порезанные и измазанные зеленкой. Блин, только в этом поганом «совке» кому-то могла прийти в башку идея так использовать музыкантов. Однако, вечер прошел великолепно, мы читали Хармса, вспоминали всевозможные анекдоты, слушали «Юнону и Авось», в общем, развлекались... Да, а как насчет фамилии? А мне было объяснено, что эта фамилия ей досталась от мужа, уже бывшего, и теперь она предназначена для всякой сволочи типа их коменданта, а для друзей она, как и была, так и есть со своей исконной невероятной фамилией. Однако, это было еще одним сюрпризом. То самое веселое, беззаботное юное создание, которым она впервые предстала предо мной, полностью куда-то улетучилось, уступив место уже изрядно уставшей от жизни в свои 25 лет женщине, страдавшей от неопределенности будущего, но изо всех сил пытавшейся жить так, как будто с ней не было всего того, что, увы, все же было... К этому можно еще добавить попытку самоубийства какое-то время назад, о которой я узнал несколько позже. Но мне было уже все равно. Я любил ее...
Где-то ближе к полуночи я попрощался до завтра и рванул искать гостиницу. Около часа ночи я ее нашел и, абсолютно счастливый, заснул. Но на следующий день... В запертой двери ее комнаты была записка о том, что внизу, в ячейке для писем на букву «М» меня ждет послание. Спустившись вниз, уже с нехорошими предчувствиями, я нашел это послание, распечатал... Общий смысл его сводился к тому, что передо мной, типа, извиняются, но мой визит нежелателен, т.к. может не понравиться кому-то, кто для нее очень дорог. Понял, не дурак... Зачем только было говорить «Приезжай в любое время»? В общем, объяснился я в письменной форме, как сумел, оставил свое послание в ячейке и вернулся в гостиницу, где уже не помню как дотянул до воскресенья. Летя обратно, я не желал чтобы самолет грохнулся только по причине того, что со мной было еще около 120 человек, никак не причастных к моей душевной катастрофе.
С этого момента я окончательно утратил нормальное состояние. Она любит другого. Без нее мне чудовищно плохо. Видеть ее... Просто видеть... На работе под стеклом на столе - ее фотография. Вижу... Но она молчит... Значит, не только видеть. Сочинить программу, которой можно было бы задавать вопросы, чтобы эта программа отвечала мне как бы за нее? Бред собачий... Но ведь я всерьез об этом думал! Вот так я промыкался до января. До студенческих каникул. Поняв, что скоро просто свихнусь, я притащился к другу, сделал над собой поистине титаническое усилие (кто знает - тот поймет), набрал дрожащими пальцами ее белгородский номер... Трубку сняли... Она... И вдруг: «Куда ты пропал?! Почему не объявлялся до сих пор?» Ничего не понимаю... Уже совсем ничего... Но готов расцеловать телефон. Я СНОВА С НЕЙ ГОВОРЮ! Я СНОВА ЕЕ УВИЖУ! Зачем? Чего я жду? На что надеюсь? А наплевать. Тем более что скоро мне еще раз ехать в Воронеж. Вот там и разберемся. Только теперь - фигушки! Никаких экспромтов, никаких падений с неба. Надо предупреждать.
Это была просто сказка... Всего того, что я пережил, как будто и не бывало, как не было и никакого «соперника»... Впрочем, возможно, его уже и на самом деле не было. Опять я видел это самое милое создание, легко и непринужденно бьющее тарелки об пол с комментариями: «Вот такие мы простые девчонки, вот что мы делаем каждый месяц перед стипендией», или опаздывающее на встречу на 40 минут и с трогательной улыбкой говорящее: «Мне сказать нечего, поэтому ничего не скажу»... А как она играла... Это надо было не только слышать, но и видеть. Это тебе не Оксана, которая чисто механически пилила свой альт... Прекрасно понимаю ее преподавателя, которая на экзамене сказала ей: «Не надо пузыриться соплями. Меня интересуют не чувства, а техника».
Эта неделя была пиком наших отношений. Мир снова стал прекрасным, и даже когда пришло время возвращаться, я был просто счастлив. Мне пришлось тогда провести целую ночь в аэропорту Воронежа, т.к. самолет был в 7 утра, и я в каком-то промежуточном состоянии между сном и явью (сейчас я бы сказал, что это состояние - что-то вроде того, как спят эльфы) что-то придумывал: какие-то комплименты, эпитеты, какие-то отрывки стихов, просто какой-то веселый бред. Конечно же, я опять не объяснился с ней.
Потом она вместе с большой компанией приезжала в Москву, где ее, Оксану и меня приютил мой тогдашний друг Саша, личность довольно примечательная (ему, в частности, принадлежит авторство комплимента: «СЕГОДНЯ Оксана хорошо выглядит»), не сказать еще хужей... (К сожалению, и с ним мы разбежались. Короче: мужики - сволочи!) Тогда тоже было много интересного, из коего сильнее всего запомнилось, как я в подъезде на лестнице лечил Ленку от насморка таблетками, запиваемыми, за неимением другого, шампанским из горла. В общем, я просто плыл по течению, зажмурив глаза и не задумываясь, что же за следующим поворотом. У меня была ОНА, ей можно было писать письма, получать ответы, иногда говорить по телефону, даже встречаться время от времени. Ради этого стоило жить. Что дальше? Будь что будет. Но где-то в глубине сознания уже зрела мысль: эта сказка кончится. Она слишком хороша для того, чтобы быть долгой. В этом поганом мире такие сказки долго не живут. Твое счастье обречено... Да, оно было обречено. В том виде, в каком было. Если бы в то время попал сегодняшний я, не исключено, что наши отношения продолжались бы до сих пор. Я бы просто заставил себя реально взглянуть на ситуацию и наконец объясниться с ней. Я мог бы стать для нее другом, или просто оказывать ей некоторые услуги, связанные с тем, что я живу в Москве, а она - нет. Мы могли бы переписываться, делиться интересными мыслями, просто веселить друг друга... Нужно было только нам обоим понять, что нашим отношениям положен предел, за который перейти нереально, т.к. я был не в состоянии взвалить на Ленку бремя вины за распад моей семьи, если бы таковой произошел, так как уже знал довольно хорошо, насколько болезненно она воспринимает такие вещи, да и она сама не взяла бы это на себя. Тем более что моя мадам уже однажды пыталась залезть в духовку (природная истеричность и стервозность, плюс к тому скорее всего увидела в окно, что я иду), и, разведись я с ней тогда, точно залезла бы еще раз, а меня рядом, чтобы вытащить, уже не было бы.
Кончилось все летом 1987 года на удивление «никак». Моя очередная командировка. Лена в Белгороде, но должна прилететь в Воронеж на следующий день после меня. Я встречаю ее в аэропорту, мы проводим великолепный вечер, веселимся по полной программе, так еще несколько дней, и вот вдруг, на вечере памяти писателя Дубровина, она говорит мне: «Я ухожу, а ты оставайся. Ты скучный и неинтересный». Почему? Я был такой же, как всегда... Правда, перед этим я очень поздно ушел от нее вместе с ее подругой Аней, которая была местная, воронежская, и я проводил ее пешком до дома, было уже около двух ночи, и она довольно категорично заявила, что до моей гостиницы слишком далеко и поэтому я буду ночевать у нее, только чтобы без глупостей. Да нет проблем, не впервой! Я совершенно спокойно переносил подобные вещи еще в те времена. Но вот Ленка... Она потом сказала с какой-то странной интонацией: «Я знаю, ты ночевал у Аньки»... В последний день я заехал попрощаться и кое-что забрать (к тому моменту у меня уже была куча знакомых в этом самом «Институте из кустов»), Лены не было дома (она скорее всего специально куда-то ушла, чтобы со мной не встретиться), а меня ждала Оксана, которая популярно объяснила, что делать тут более мне нечего, и добавила, что мне, в общем-то, нечего было делать уже после первого приезда Ленки в Москву. Не знаю, почему она все это сказала. Правда ли это? Может, это были ее амбиции? Надо сказать, что она была гораздо ярче, заметнее, да и просто объективно красивее Ленки, и поэтому привыкла к тому, что именно она всегда становилась центром внимания. Но я почему-то (это для нее почему-то, для меня совершенно понятно, почему) обратил внимание не на нее, а на ту, которая обычно была серой мышкой в ее тени (правда, только до тех пор, пока обе не открывали рот). Кто знает, может, это был ее ответ на то, что она, такая чудесная раскрасавица (а это было, в общем-то, так) всегда в моем присутствии чувствовала себя приложением, хотя и не бесплатным (я всегда заявлялся с двумя букетами и двойной дозой шампанского, воспринимая это как неизбежные накладные расходы).
Я, правда, тогда до конца не поверил в то, что все кончилось, и еще написал письмо, на которое получил ответ с просьбой, звучавшей буквально как крик души: «Прошу тебя, не мучай меня, уходи из моей жизни. Я больше не могу»... И я ушел. Еще года три я продолжал подыхать, но уже не постоянно, а приступами. В 1989 году меня забрали в армию, новые впечатления несколько заглушили боль. Последний приступ случился в 1990 году, но прошел за 2-3 дня, и с тех пор я практически излечился.
Интересно, что несколько лет назад, где-то в конце осени, зайдя в вагон метро, я увидел напротив себя женщину лет 40, до удивления похожую на Ленку, будь ей столько (а ей как раз должно быть столько). У меня даже что-то дернулось внутри, и мне показалось, именно показалось, утверждать не берусь, что и она, взглянув на меня, как-то вздрогнула и у нее во взгляде что-то промелькнуло. Не знаю, не знаю... Правда, после этого я мысленно проиграл в уме сцену нашего с ней разговора, окажись это она. Что бы я ей рассказал, и что бы она могла рассказать мне в ответ... Что бы мы чувствовали через столько времени... Сцена не сильно получилась.
Но то, что произошло 20 с лишним лет назад, не прошло бесследно. Хотя бы потому, что в моей нынешней жене есть отблески того, что меня когда-то так увлекло. Да, Иришка в чем-то повторяет Лену. Правда, в ней нет той тонкости, интеллигентности, ее непосредственность имеет немного грубоватый привкус, шутки порой довольно спорные, но все же... Несоответствие манер и возраста, бурная, радостная реакция на многие, казалось бы, обычные вещи, способность вызывать желание оберегать ее от всех напастей, погладить по головке, подарить ей куклу, угостить конфеткой (недавно узнал, что это называется научным словом «виктимность») - это оттуда. Что ж, опыт, полученный мною тогда, сыграл свою роль и помог заполучить в жены то, что заполучил...
Вот такая, понимаешь, загогулина... (С)
_________________
"Правильно то, что изменяет правила", (с) Френк Херберт, "Дюна"
Жизнь нужно прожить так, чтобы наверху офигели и сказали: "А ну-ка, повтори!"
|
Вход
Регистрация
Библиотека
Правила
Блоги
FAQ
Поиск
... Нет, про "во-вторых", пожалуй, распространяться не буду, ибо сие - сугубо интимный вопрос. Скажу только вкратце: меня для неё слишком много, а её для меня - слишком мало 
...
. Девки, налетай 
.
...
... Хотя, в далёком прошлом, ещё при первой жене, я умудрялся выполнять пируэты типа полёта на выходные в Воронеж, причём находил этому вполне себе кошерные оправдания. Правда, та, к кому я летал, не была моей любовницей. Она была моей 
) ещё подружится с бывшими, и всё у нас будет просто 
!!!
. Никакого "обряда венчания", включая СИшную "свадебную речь", у нас не было. Мы поженились в период между уходом из православия и приходом в ОСБ.