Посмотрим, помогла ли еретикам и ведьмам Реформация, стало ли легче жить простому народу, уставшему от «ига папства». Кальвину удалось изгнать из Женевы католиков, устранить соперников, и на протяжении 1540—1564 гг. он фактически правил городом. С 1541 года «женевский Папа» устанавливает религиозную диктатуру и властвует вплоть до смерти. В Женеве была создана такая диктатура, о которой папство могло лишь мечтать. Кальвин, памятуя «блаженны нищие» (а именно так в оригинале у Луки, без «духом», это просто старая вставка-толкование)*, был против излишнего обогащения. Один раз он даже сказал, что народ надо держать в бедности, иначе он перестанет быть покорным воле Божьей. Все граждане были подчинены придирчивой повседневной опеке в общественной и личной жизни. Нарушение дисциплины каралось (по решению консистории или синода) различными мерами наказания вплоть до смертной казни. Нельзя было петь светские песни, танцевать, вволю есть, а тем более пить, ходить в светлых костюмах. Были введены ограничения даже в еде и одежде, страшным проступком считался громкий смех на улице. За непосещение церкви полагался штраф, сомнение в той или иной христианской «истине», как ее трактовал Кальвин, каралось смертью на костре. При этом костры инквизиции Кальвина уже не устраивали — слишком мягкое наказание. Слишком быстро успевал умереть гадкий еретик.
При Кальвине появляется мода жечь неугодных на «медленных кострах» — на сырых дровах. Человеческая жизнь словно потеряла всякую цену в Женеве. Но еще ужаснее была та жестокость, которой отличалось само судопроизводство. Пытка была необходимой принадлежностью всякого допроса — обвиняемого пытали до тех пор, пока он не признавал обвинения, подчас в мнимом преступлении. Детей заставляли свидетельствовать против родителей. Иногда простого подозрения достаточно было не только для ареста, но и для осуждения. В поисках еретиков Кальвин был неутомим. Хотя количество жертв, сожженных на кострах, не впечатляет по сравнению с общим числом сожженных в Европе, но Женева была городом маленьким (примерно 13 тыс. к приезду Кальвина), так что процент был не только выдержан, но и превышен. Именно поэтому многие стали называли Женеву «протестантским Римом», а Кальвина — «протестантским женевским Папой».
Первые годы правления Кальвин расправлялся в основном с еретиками, но через четыре года вспомнил о ведьмах.
Уже в 1545 году более 20 мужчин и женщин были сожжены на костре по обвинению в колдовстве и распространении различных болезней. О моральном облике горожан Кальвин тоже не забывал, и в 1546 году был осужден целый ряд высших должностных лиц города, в том числе генеральный капитан и первый синдик, за такое страшное преступление, как участие в танцах. Дело, правда, ограничилось суровым внушением и принесением публичного покаяния.
Одним из «клиентов» Кальвина стал открывший кровообращение Мигель Сервет. Открытие кровообращения это вам не танцы, тут покаянием не отделаешься, и Кальвин годами ждал возможности расправы с ученым. За семь лет до ареста врача, 13 февраля 1546 года, Кальвин писал своему другу Фарелу: «Недавно я получил от Сервета письмо с таким набором бредовых измышлений и хвастливых заявлений, которые меня просто поразили и которых я раньше никогда не слышал. Он берет на себя смелость предложить мне приехать сюда, если мне это угодно. Но я не намерен ручаться за его безопасность, ибо если он приедет, я не позволю ему уехать отсюда живым, если, конечно, мой авторитет имеет хоть какой-то вес»1. Через семь лет Кальвин дождался исполнения своей мечты.
Но почему для Кальвина Сервет стал злостным врагом христианства номер один? Какие именно «бредовые измышления» угораздило Сервета сообщить Кальвину в своем письме? Как и в случае с Джордано Бруно, мнения разделились — атеисты считают, что Сервета сожгли «за науку», а христиане — за ересь. Но если в случае с Бруно больше правы христиане, что, конечно, ни разу их не оправдывает, то в случае с Серветом, видимо, правы и те и другие. Правда, и христиане до сих пор не понимают, в чем была истинная ересь Сервета. (...)
Суд протестантской Женевы приговорил Сервета в 1553 году к самой мучительной из всех казней — смерти на костре при малом огне. Вместе со свободолюбивым мыслителем по приговору суда огню были предана и его книга, чтобы дать предостерегающий пример всем другим, кто решится высказать мнение, противоречащее взглядам Кальвина. Сервета привязали к столбу железной цепью, а на голову надели обсыпанный серой дубовый венок, на грудь повесили его книгу (в которой он описывал открытие кровообращения) и зажгли костер. Дрова, в полном соответствии с неосуществленным приговором папской инквизиции, были сырые, и Сервет поджаривался более двух часов. Об этой казни даже Энгельс писал: «Протестанты перещеголяли католиков в преследовании свободного изучения природы. Кальвин сжег Сервета, когда тот вплотную подошел к открытию кровообращения, и при этом заставил жарить его живым два часа; инквизиция по крайней мере удовольствовалась тем, что просто сожгла Джордано Бруно». Правда реальной подоплеки казни отец коммунизма не понял.
«Итак, еретика заставили замолчать, но какой ценой! В течение более трех веков дым и огонь, поднимавшиеся над телом Сервета, отбрасывают мрачный свет на личность Кальвина»1. А тогда даже в протестантском мире современники на это событие отреагировали неоднозначно. Довольно резко отозвался Себастьян Кастеллио: «Убить человека - не значит защитить какое-либо учение, это лишь значит убить человека». За эту фразу Кастеллио считают большим гуманистом. Возможно, это и так, хотя также можно прочитать ее прямо — как угрозу, или как предостережение Кальвину: «сколько этих еретиков не жги, боюсь, правда все равно всплывет». В свою защиту Кальвину пришлось написать сочинение «Defensio orthodoxae fidei de sacra Trinitate contra prodigiosos errores M. Serveti» (Защита правой веры во святую Троицу против чудовищных заблуждений М. Сервета, 1554), прикрывая от недогадливых (и не догадавшихся до сих пор) истинные причины казни.
С выступлениями против себя Кальвин разобрался быстро (особенно известна ночная стычка 16 мая 1555 г.) и вскоре после этого события самые рьяные противники кальвинистов были казнены или бежали из города. Оппозиция была разгромлена и Кальвин мог со спокойным сердцем вернуться к более привычным повседневным занятиям — сожжениям ведьм. (...)
Ведьмам при Лютере стало жить еще страшнее, чем при разгуле святой инквизиции. Лютер был помешан на дьяволе в самом буквальном смысле. Основоположник протестантизма видел происки дьявола повсюду. Как писал историк и философ В. Лекки, «Вера Лютера в дьявольские козни была поразительна даже для его времени». Исследователи подсчитали, что в его писаниях дьявол упоминается чаще, чем бог. «Мы все — пленники Диавола, который является нашим повелителем и божеством.» — писал сам новоявленный борец с бесовщиной, — «Телом и имуществом мы покорны Диаволу, будучи чужестранцами и пришельцами в мире, повелителем которого является Диавол. Хлеб, который мы едим, напитки, которые мы пьем, одежда, которую носим, да и сам воздух, которым дышим, и все, что принадлежит нам в нашей телесной жизни, все это от его царствия». Вот насчет хлеба Лютер, не осознавая того, был, конечно, прав. Надо вспомнить, что Мартин Лютер родился не в семье священника, а был сыном рудокопа и наелся черного хлеба вдоволь, так что его видения бесов и полчищ демонов, которых, как он утверждал, на него наслал Фауст, удивления не вызывают. «И в родительском доме, и в школе, куда его отдали восьмилетним, он знал лишь побои и голод. «Дайте хлеба ради Бога!» — этот жалобный припев сопровождал его детство и отрочество»3. От посланных злобным Фаустом демонов Лютеру с божьей помощью удалось избавиться, но на этом страдания святого отца не закончились — злокозненный дьявол наслал на отца Реформации мух. Лютер был свято уверен, что мухи были специально созданы дьяволом, чтобы отвлекать великого реформатора от написания богоугодных книг. Лютер не видел ничего странного в таких тесных личных отношениях с дьяволом, который «спал с ним», по его собственному выражению, чаще, чем жена. Однажды, споря лично с дьяволом по поводу неправильности такого поведения последнего, как использование мух, Лютер, истощив свои аргументы, запустил в черта чернильницей. Это стало одним из самых известных фактов его биографии. Мало кто, правда, понимает, что Лютер бросил чернильницу не в «тень, приняв ее за черта», как обычно пишут, а в самого настоящего дьявола. Лютер его видел совершенно реально. По видимому, привычка с детства к черному хлебу с возрастом никуда не делась. Лютер постепенно сходил с ума, но считал, что безумие тоже от дьявола. «По моему мнению, — говорил Лютер, — все умалишенные повреждены в рассудке дьяволом. Если же врачи приписывают такого рода болезни причинам естественным, то происходит это потому, что они не понимают, до какой степени могуч и силен дьявол». (...)
Даже Г.Ч. Ли, известному обличителю инквизиции, пришлось внимательнее посмотреть на исторические данные. И оказалось, что известные борцы за рациональное мышление (как, например, Декарт) были на севере Европы редкими диссидентами, а большинство видных интеллектуалов даже и в XVIII веке верили в демонов и ведьм. И сотни тысяч «ведьм» пошли на костер в век научной революции, причем судьями были профессора Гарвардского университета, что так поражало Вольтера.
Зато, отойдя от мифа об уникальности явления инквизиции, историки сразу смогли преодолеть кажущееся ранее необъяснимым противоречие: утверждение о том, что Реформация освободила мышление, никак не вязалось с тем фактом, что именно
виднейшие деятели протестантизма (Лютер, Кальвин, Бакстер) были фанатичными преследователями ведьм.http://ergotism.info/ru/absentis/lsd_10 ... _luter.htm
Вход
Библиотека
Правила
Блоги
FAQ
Поиск
Был и беспредел у них,но помоему только во время Изабеллы Костильской.
