Согласно писаниям ранних христиан и свидетельствам истории можно восстановить более менее чёткую картину того, как происходила Евхаристия у ранних Христиан.
Евхаристия имеет основанием еврейский Хабур – семейную трапезу, на которой передавалась чаша вина в воспоминание об исходе израильтян из Египта. Так же наряду с вином глава торжества разделял между семьёй мацу со словами: «Это хлеб страданий, который вкушали наши отцы в земле египетской». Чаша передавалась три раза. (В Евангелии от Луки 22: 14-20 упоминается, что Иисус передавал своим ученикам как минимум две чаши). Вино использовалось красное сухое виноградное, обязательно приготовленное главой семьи или хорошо знакомым ему человеком, обязательно евреем. Вино обычно разбавлялось пополам с водой. Мацу тоже пёк обязательно мужчина – старший в семье.
Для первых христиан евхаристия была неотъемлемой частью Агапы – вечери любви, обыкновенно еженедельной совместной трапезы, на которой собирались вместе христиане одного населённого пункта и «принимали пищу в веселии и простоте сердца»(Деян 2:42). Такая совместная трапеза заканчивалась воспоминанием смерти Христа, сопровождаемой вкушением вина и хлеба. На эти вечери любви допускались исключительно утверждённые в вере, приемущественно крещённые христиане. Когда дело доходило до принятия символов – некрещеные неофиты обычно покидали встречу и в хлебопреломлении участвовали только члены церкви.
В наследование еврейскому хабуру, ранние христиане к приготовлению символов относились с особым тщанием. Хлеб был исключительно безкввасен (1Кор. 5:7,8). Приготовлял его обычно пресвитер, обязательно мужчина, из пшеничной муки. Вино также приготавливалось исключительно самими христианами – считалось недопустимым приносить на евхаристию вино, изготовленное внешними. Вино обычно разбавлялось пополам с водой, что делало его безопасным для детей и беременных женщин, а так же исключало опьянение. Если в церкви был новокрещённый брат, на первой своей вечере вино обычно приготавливал он.
Евхаристия ранних христиан менее всего напоминала современный церковный обряд, проходила в дружественной, непринуждённой обстановке и предварялась совместным ужином и братским общением. О том как и почему эти тёплые встречи постепенно превратились в строгий ритуал, напоминающий некую мистерию, очень хорошо пишет В.А. Алымов в «Лекциях по исторической литургике»
Цитата:
«Агапа (???????) или «вечеря любви» была совместной трапезой, которая, собственно, и являлась первохристианским подобием вечери и венчалась собственно Евхаристией. Т. о. к Евхаристии приступали не натощак, а уже «по вечери», т. е. после насыщения.
Только Карфагенский Собор 391 г. окончательно отделит агапы от Евхаристии, постановив, «чтобы к Евхаристии приступали натощак».
Первоначальные агапы были ярким выражением соборности и праздником любви. Деградация этого установления впервые началась в связи с коринфскими разделениями на церковные партии. На что и обращает внимание апостол. Возникли «разделения» (буквально «схизма», раскол) и «разномыслия» (буквально хайрезис, т. е. партийные ереси), которые разрушили соборное единство. И хотя члены общины по-прежнему собираются на общую трапезу (агапу), Павел пишет, что
«Это не значит вкушать вечерю Господню» (1 Кор. XI, 20). Потому что разделение проявляется как партийность, зависть, ревность и эгоизм, не совместимые с христианской любовью:
«Ибо всякий поспешает прежде других есть свою пищу...», т. е. приносимые явства не распределяются между всеми, чтобы вкушать их сообща. Каждый ест то, что сам принес. И т. о. социальные различия обнаруживаются самым вопиющим образом:
«иной бывает голоден, а иной упивается» (1 Кор. XI, 21). Но это уже не есть агапа, «трапеза Господа» на которой «один хлеб и мы многие одно тело» (1 Кор. X, 17).
«Разве у вас нет домов на то, чтобы есть и пить?» — обращается Павел к зажиточным членам церкви. Т. е. если все дело в еде и питии (а не в общей трапезе), то могли бы оставаться и дома.
«Ибо пренебрегаете Церковью Божией и унижаете неимущих» (1 Кор. XI, 22) …
Теперь мы видим, что Причастие было включено во всю трапезу (агапу) в целом, а не представляло (как у нас сейчас) отдельного литургического действа. Преломление и раздача хлеба старейшиной (пресвитером) служило началом трапезы. Затем она продолжалась до конца и только «после вечери» (т. е. спустя значительное время после хлебопреломления) благословлялась и передавалась чаша.»
Так же этот православный учёный замечательно раскрывает смысл предостережения Павла из 1Кор.11: 27.
Цитата:
«И, наконец, мы должны рассмотреть, что значит в контексте данного послания ап. Павла его знаменитые слова: «Посему, кто будет есть хлеб сей и пить чашу Господню недостойно, виновен будет против Тела и Крови Господней.» (1 Кор. XI, 27).
Сколько людей мучали себя из-за этого вопроса, не те ли они «недостойные» и не согрешают ли они, принимая участие в Евхаристии. Этот нелепый страх перед Вечерей Господней с веками настолько усилился, что наконец старались причащаться как можно реже. И, не смотря на то, что Православная Церковь специально соединила с таинством Евхаристии таинство Покаяния (чего в Древней Церкви, разумеется, не было), в конце концов стали причащаться один раз в году (после благочестивого говения). Т. е. уже действительно, каждый раз добровольно отпадали от Церкви и как действительно отпавшие, каждый раз заново присоединялись к Ней через специальное таинство Покаяния!
Между тем, в Греческом тексте ап. Павла сказано не о «недостойных», а о тех, «кто недостойно», т. е. недостойным образом (подобно только что раскритикованным коринфянам) ест и пьет. И только при таком понимании это высказывание находится в связи со всем разделом. Совершенно ясно, что все мы недостойны Причастия и оно совершается не по достоинству, а по благодати. Но Павел критикует коринфян не за то, что они недостойными приходят на Вечерю Господню, а за то, что они ведут себя там недостойным образом. Ибо, если за евхаристической трапезой одни упиваются, а другие голодают, и в тоже время возвещается смерть и второе пришествие Господа, то происходит «недостойное».
Вот о чем нам следовало бы подумать, но об этом мы как раз не думаем. Ибо уже почти традицией стало в Православии противопоставление церковного благочестия (любви к Богу) и диаконии (т. е. любви к людям!). И гуманизм (от латинского humanus — человечный) почему-то стал в нашей Церкви ругательным словом.
А между тем, ап. Павел именно здесь предостерегает нас: «Да испытывает же себя человек» (XI, стих 28). Нигде в Новом завете не сказано о предшествующей причащению исповеди, но каждый должен испытывать себя, действительно ли есть в нем любовь или хотя бы братские чувства к ближним? Действительно ли ищет он в Вечере Господней не «свое пищу», а соборное братство общины?
И утверждая именно такое понимание слова «недостойно», Павел резюмирует: «Ибо кто ест и пьет недостойно, тот ест и пьет осуждение себе, не рассуждая о Теле Господнем». (XI, 29).
Т. е. не рассуждают об отданном за за братьев своих Теле Христовом, удобно и изобильно насыщаются. И равнодушно смотрят на голодающих. И могут унижать неимущих.
Это христиане?
Да, к несчастью, — это христиане. И такая их еда и питие не останутся без последствий. Ведь они едят и пьют при Вечере Господней. Что же они пьют — чашу Нового Завета? Нет, конечно. Они пьют «осуждение себе». Это не пустое слово, не угроза апостола, этот приговор невидимо совершается над нами: «Оттого многие из вас немощны и больны, и не мало умирает» (XI, 30). Ужасно? Нет, естественно. Ведь речь идет о еде, о Теле Господнем, о Новом Завете. И недостойность поведения тоже сказывается телесным образом. Вместо того, чтобы стяжать «благодать в теле» (прп. старец Силуан), получают слабости и болезни, которые ведут к смертным случаям.
Вывод Павла мы помним: надо судить самих себя, чтобы не быть судимыми от Господа.
Но есть второй вывод из всего сказанного: «Посему, братия мои, собираясь на вечерю, друг друга ждите. А если кто голоден, пусть ест дома, чтобы собираться вам не на осуждение. Прочее устрою, когда приду» (1 Кор. XI, 33—34).
Ведь все сказанное относилось к Вечери Господней!
Как же серьезно относился к ней Павел!
Для него, как и для всей Церкви в то время немыслемо было бы себе представить, что можно справлять Вечерю без общей трапезы. Взять и преломить хлеб — это было только начало. Затем должно было воочию наступать соборное единение всех братий. И только в конце «после вечери» шла в круговую чаша евхаристического вина. Нарушить этот порядок, значит нарушит сам смысл таинства. Поэтому зажиточный человек со своей едой должен «ждать» пока последний бедняк не придет после своей тяжелой дневной работы. А если ему трудно ждать, если он голоден — пусть ест дома! Но не разрушает единство Церкви…»
О ещё немного о том, как часто происходила евхаристия у ранних христиан. И Игнатий Антиохийский (Послание Ефессянам) и Юстин и большинство ранних христианских писателей всё же свидетельствуют о том, что вечери проводились как минимум раз в неделю. А в Деяниях Ап., гл.2 сообщается о том, что в Иерусалимской общине был такой дух единения, что христиане не мыслили и дня без совместного хлебопреломления.
Помимо этого, ежегодно, в память о страданиях Христовых и Его воскресении ранние христиане ежегодно отмечали Пасху ( в один день с иудейской), которую тоже сопровождала праздничная вечеря с евхаристией. Эта Пасха конечно отличалась как от иудейской с пасхальным агнцем, так и от современной церковной с обилием заимствованных из язычества атрибутов.